Оркестр этот - организм с непростым характером, не столько сильным, сколько по-петербургски своенравным. Его музыканты многое видели, слышали, а уж знают, как правило, все. И потому не каждому, подчас даже самому именитому, маэстро удается совладать с ними, не каждого они принимают, хотя и умело делают вид, оттенки которого трудно скрыть от искушенного слушателя. Не так давно именитый немецкий дирижер польского происхождения Марек Яновски, записавший оперы Вагнера на одном из престижнейших лейблов, был приглашен провести концерт с заслуженным коллективом, но не справился с управлением, покинул репетицию и дирекции срочно пришлось искать ему замену.
Но когда этот строптивый оркестр вдруг удается укротить, с ним можно делать все или почти все, что артистической душе дирижера будет угодно. В руках мастера он начинает звучать прекрасно и послушно. Такое чудо укрощения можно было наблюдать на концерте, которым дирижировал Станислав Кочановский. Он удостоился чести второй раз выступить с этим коллективом. Дебют состоялся в Большом зале Филармонии в апреле 2016 года. Нет сомнений, что громадную роль в этом контакте и доверии сыграло для оркестрантов то, что в апреле 2014 года Станислав заменил Юрия Темирканова, вынужденного из-за болезни отказаться от выступления с одним из лучших оркестров нашего времени - Римской академией Санта-Чечилия.
Цикл из двенадцати пьес «Времена года» Чайковского впервые за много лет прозвучал в этом зале в оркестровой версии в аранжировке Александра Гаука. Известные по музыкальной школе, все эти милые и уютные «Подснежники», «Жаворонки», «Белые ночи», «Осенние песни», обретя симфоническую плоть, зазвучали не как салонные пьесы, а будто описания природы в «Евгении Онегине» Пушкина. Впрочем, оркестр не слишком делал акцент на симфоничности аранжировки, стараясь соблюсти мягкое туше, интимный свет, намекнуть на дремотное состояние сидения «У камелька» за рассказами доброй нянюшки.
Особых тембральных непредсказуемостей не наблюдалось в оркестровке Гаука, дирижера, возглавлявшего в 1930 - 1934 годах оркестр Ленинградской филармонии, ученика Александра Глазунова, учителя Евгения Мравинского. Но мастерства владения оркестровой звукописью ему было не занимать. Скрипки доминировали в ведении мелодий, но их функцию для разнообразия перенимали и флейты, и кларнеты, и даже валторны в «Белых ночах», создавшие вкупе с прозрачностью струнных эффект теплоты майского воздуха. Оркестр словно воспрянул духом, когда очередь дошла до глубокой меланхоличной элегии в октябрьской «Осенней песне». Она стала кульминацией цикла - квинтэссенцией фирменного чайковского трагизма.
Свое искусство интерпретатора Станислав Кочановский во всей красе продемонстрировал в Первой симфонии, которая имеет сложившиеся исполнительские стереотипы и каноны. И задача дирижера не столько в том, чтобы медленные темпы сделать быстрыми и наоборот, а суметь подать музыку так, чтобы публика расслышала в ней свежие краски, эмоции и смыслы. Тенденция дирижеров новых поколений - нарочито сбивать пафос, интимизируя оркестровую ткань, уводя в сторону меццо-форте и пиано то, что было принято играть намного громче. Станислав Кочановский дал услышать в этой симфонии ее тишину и покой, которые оркестр с громадным наслаждением искал и находил. Композитор написал ее в соль миноре - тональности самой популярной сороковой симфонии своего кумира Моцарта, будто решив проверить ее тональность в контексте русского мороза и солнца. Станислав Кочановский исполнил ее без привычной удали «русского духа», представив Петра Ильича апологетом европейской системы ценностей. На ней вскоре вырастет, например, Сибелиус с его поэтизацией природы любимой земли.
Оркестр в руках Кочановского увлеченно менял ракурсы и планы с общего на крупный, форте на пиано. Баланс и гармония драматургии здесь выстраивались не на контрастах, а в умении найти в громком тихое, в холоде - тепло, и наоборот. В этом так виртуозно обнаружилось решение идеи «Зимних грез»: чтобы не грустить и не мерзнуть холодной зимой, можно вспоминать о жарком лете.
Владимир ДУДИН.
орпроп